«БОМБА» ПОД КОЛБАСОЙ
…из опыта сдачи экзаменов
Когда все нормальные люди в течение двух лет прилежно готовились к выпускным экзаменам, я тусовалась в редакции и писала заметки. А поскольку в нашем классе, как и во всех остальных, считалось престижным «пить, курить и выражаться», мне там стало скучно, и я где-то в начале второго урока все чаще пробегала мимо окна кабинета директора и мчалась в любимую редакцию. В результате, когда все нормальные люди подготовились к выпускным экзаменам, в моем распоряжении осталось пять дней на подготовку к сочинению…
СОЧИНЕНИЕ: Я СОЧИНЯЮ «МЦЫРИ»
— Ребята, — сказала посуровевшая русичка Констанция, — завтра — сочинение. По каналам РОНО к нам пришла информация о том, — тут она как заправский заговорщик понизила голос, — что одна из тем будет по Лермонтову Михаилу Юрьевичу. Разрешается принести на экзамен книжку Лермонтова и брать из нее цитаты. Больше ничего приносить не разрешается. Все все поняли?!
В ночь перед сочинением в доме никто не спал. Я пила кофе и перечитывала «Героя нашего времени». Мама нервничала. Папаня невозмутимо обклеивал книжку коленкором и аккуратно надписывал ее фломастером: «М.Ю.ЛЕРМОНТОВ». Книжка (теперь уже без своей родной обложки) на самом деле называлась «Сборник материалов по истории отечественной литературы». Наконец, папа закусил фломастер и, подавшись назад, полюбовался своим произведением.
— Вроде нормально, — наконец процедил он. — За библиотечную сойдет. Наверное.
Утром, пока мама нервничала и готовила завтрак, а папа тоже нервничал и собирался на работу, я взяла коробку с уменьшенными фотокопиями чужих сочинений, по которым готовились еще мои предки в шестидесятые годы. Там, конечно, много идеологии, но ее можно сократить. Главное, не забыть лупу, чтобы прочесть весь этот кошмар!
Школьный двор был забит народом уже в семь сорок. Все старались шутить, но почти ни у кого это не получалось. Два бедных класса пытались отгадать, кто будет в «следственной комиссии» и какие будут темы.
При слове «темы» моя подруга Вероника вдруг посмотрела на часы, проговорила: «Уно моменто!», схватила меня за руку, и мы куда-то помчались.
— Верунчик, золотой цветочек, куда ты меня тащишь?
— По межгороду позвонить надо! А ты записывать будешь!
— Что записывать?
— Темы! Стопроцентные!
Через десять минут Веронике удалось прозвониться во Владивосток, где, как известно, полночь, когда у нас три часа дня. И соответственно, когда у нас — семь пятьдесят утра, у них — четыре пятьдесят дня. То есть там темы выпускных сочинений давно известны — они же едины по всей стране… Пару тем нам и сообщила Вероникина двоюродная сестра — такая же несчастная выпускница, которая уже отстрелялась на дуэли с типичным представителем дворянства Евгением Онегиным и собиралась отправиться на берег Тихого океана пугать медуз-крестовиков. Я быстро записывала темы на клочке бумаги. На третьем сочинении это развлечение было прикрыто местными телефонистками, за что они и прослушали краткий курс ненормативной лексики, выраженный Верунчиком в весьма жесткой форме.
Когда мы, раскрутив книжный шкаф на нужную литературу, вернулись к школьному двору, лица наших одноклассников стали еще бледнее, чем двадцать минут назад. Правда, услышав от нас темы, народ несколько порозовел и начал лихорадочно рыться в карманах. Наконец, прозвенел звонок, и директор, скомандовав: «Заходить по одному!», начал запускать классы в здание.
Мы скинули вещи в одном из кабинетов и поплелись в другой, где нас уже поджидала комиссия по слежению за путешествием шпаргалок по классу и пресечению этого безобразия. А вот это они зря! Не будет никаких шпор, никто никому их передавать не собирается. В нашем классе — каждый за себя. Большой привет первой учительнице и ее фашистскому режиму! К тому же всем все известно. А мне пора думать о Лермонтове… и о «Сборнике материалов по истории отечественной литературы».
— Слышь, — через два часа донеслось до меня с парты, где сидел мой одноклассник — «правдолюб». — А че это у тебя за книга, с которой ты сдуваешь?
«Приехали! — похолодела я. — Сейчас продаст!»
— Лермонтов! — как можно невозмутимее ответила я.
— Да?! — шепот перестал походить на шепот и набирал язвительные обороты. — Так ты чо, ха-ха, «Героя нашего времени» целиком переписываешь?
Выход один: применить первое правило театра — говорить громко, чтобы все могли тебя слышать. Я повернулась к Вите и объявила:
— Нет, «Мцыри» сочиняю! Ты знаешь о том, что немного лет тому назад там, где, сливаяся, шумят, обнявшись, будто две сестры, струи Арагвы и Куры, был монастырь, а?
Класс нервно заржал. В комиссии тоже заинтересовались координатами монастыря, от их компании отделилась наша классная и направилась ко мне. Я быстро закрыла книжку. Галина медленно пришвартовалась к моей парте. Комиссия смотрела на нас. Народ тут же воспользовался ситуацией: девчонки подтянули подолы юбок и стали сдувать цитаты с чулок и фразы с приклеенных скотчем к ногам тех самых фотокопий доисторических сочинений. Галина внимательно посмотрела на меня, на книгу, взяла ее, подняла брови:
— О, Лермонтов!
И… открыла толстый том. Сзади раздалось похихикивание. Я мысленно распрощалась с аттестатом и уставилась на Галину в древнерусской тоске. Она долго просматривала «Сборник материалов». И, наконец, положив книгу на место, произнесла:
— Н-да, Лермонтов, конечно, гений! И какая потрясающая идея!
Мне бы помолчать, но я, глядя ей в глаза, брякнула:
— Я передам!..
Но она меня не выдала. Может, оценила шутку?
АЛГЕБРА: «БОМБА» ПОД КОЛБАСОЙ
— Вера, у тебя что по алгебре в году? — устало спросила мама во втором часу ночи, когда мы с «золотым цветочком» засыпали над учебником. Мама пыталась что-то втиснуть в наши тупые головы, папа сидел на диване и невозмутимо строчил нам с Веркой формулы в маленькие книжечки, вырезанные из тетради.
— Трояк, — откликнулась Верка.
— И у меня, кажется, тоже, — начала просыпаться я.
— Да почти у всех трояки, — пожав плечами, сообщила Верка. — У нас же препод немного… того. Он нас терпеть не может, — тут она оживилась: — И бомбы ловит голыми руками!
— Не понял, — сказал папа, отрываясь от благородного занятия.
— Шпоры отнимает. Он специалист в этом деле, понимаете!
— Понимаю, — сказал папа и добавил: — Давайте еще тетрадь, алгебруны! Еще пару экземпляров накатаю.
— Нет, — решительно встала с места мама. — у меня есть другой план!
Ночь и утро мы были заняты прорабатыванием деталей предстоящего дня. После папа самолично проверил нашу готовность: «Калькуляторы на месте?» — «На месте!» — «И сигареты не забудьте!» Да, звучало это странно, но актуально, потому что на сигареты была наша надежда.
Я переписывала с доски первый вариант. Верка пыхтела у меня за спиной и сдувала второй. Когда я принялась сверять условия задач, дабы переправить их родителям, то ощутила тычок в шею.
— З-в-щ, — сквозь зубы сказала Верка.
— Что? — не поняла я.
— Завуч ползет! — более членораздельно произнес «цветочек».
В ту же секунду около парты нарисовалась завуч и заглянула мне через плечо:
— Угу… Я что-то не понимаю, зачем ты переписываешь весь вариант? Он же на доске!
— Доска отсвечивает. Вдруг что-нибудь перепутаю. Вы представляете?!
Завуч представляла. И даже предложила свои услуги по проверке варианта.
— Угу… Ага… Так-так… Вот здесь ошибка, вместо «3» — «8»!
— Спасибо, Людмила Максимовна! — улыбнулась я ей. Верка с облегчением вздохнула.
Через полчаса нам разрешили выходить из класса. По одному. Я сунула Веркин и свой варианты в пришитый кармашек и пулей вылетела в коридор. Там меня ждал сюрприз — директор и историк — дежурные.
— Ты куда?
— Покурить, — сказала я и отступила в сторону кабинета, где были сброшены наши вещи.
— Ты же не куришь?! — искренне удивился историк, последовавший за мной.
— С вами закуришь! — мило улыбнулась я и достала из сумки пачку сигарет. — Я пошла вниз. Можно не провожать. Вы же все равно пока никого в школу не пускаете.
На лестнице я вытащила варианты из кармашка и устроила их в пачке дышать никотином. Подходя к первому этажу, услышала голос Констанции. Только я спрятала пачку в карман, как русичка появилась собственной персоной:
— Ой, а почему ты здесь?
— А там на этаже накурено! Пойду в гардероб, у окошка посижу!
Из окна гардероба я и выкинула пачку с вариантами и отправилась обратно в класс ждать помощи.
За это время нам с Верунчиком самим удалось решить три задачи, нацарапать ответы на обороте инструкции к калькулятору и попросить математика передать его нашему другу. Математик сначала не понял:
— А зачем Антону калькулятор? У него уже есть один.
— Да, Виктор Степанович, — скрепя зубы, сказала я, — но там нет синусов!
— И косинусов тоже! — выдала Верка. — И, если хотите знать, тангенсов и котангенсов…
В тот момент, когда Виктор Степанович стал сереть от злости, дверь распахнулась. И появилась моя мама с подносом в руках. На подносе были тарелки с бутербродами. Она подходила к каждому и что-то говорила… Наблюдать за этим спектаклем было очень весело. Наконец мама дошла до меня и пробормотала:
— Все решения в бутерброде под колбасой!
Моя тарелка была последней на подносе, и посему мама отправилась заговаривать зубы нашему математику, каким-то образом повернув его лицом к стене. Народ тем временем «ел бутерброды». Мы были спасены…
САФФИ